Bel Esprit
Мне было абсолютно все равно. То есть совсем все равно. Говорят, состояние дзен именно такое.
читать дальшеРабочий день, обычный, четверговый 14 числа июля закончился полтора часа назад. Сигареты закончились полторы минуты назад. Я закрыл дверь квартиры номер 17 по Карельскому переулку, 4, и поехал на вокзал.
Зачем я это сделал - не знаю. Просто сел на маршрутку, воткнув в уши привычные ракушки мобильной гарнитуры и поехал. Взял билет до пункта Х, поезд на который отправлялся в 23 часа ровно и пошел сидеть в зал с круглосуточными кассами. Спину жало пластиковое кресельце, а мне было все равно. Завтра мея ждали на работе, потом на объекте, а я ехал в Х., где у меня не было ни одной знакомой души и куда я никогда не собирался, чтобы посмотреть местные бастионы и что-то еще, чем славится этот город.
Еще через два часа за окном мелькал реденький лес, темно-серым пятном выделяющийся в густой ночи. Спать не хотелось. Хотелось проехать вот так всю жизнь - по рельсам, под мерное гудение колес поезда. Из пункта А в пункт Б. Может, на проводника пойти учиться или что там надо? Да нет, стар уже.
Если ни дома, ни денег не жаль -
что ж тут поделать.
Если решил уезжать - уезжай,
незачем медлить.
Кто здесь любил тебя, кто тебя знал -
все не помеха.
Вышел из дома, пришел на вокзал,
сел и поехал.
Х. встретил серым ливнем и непривычной для лета непогодой. На площади блестел под каплями стеклянный купол и щебетала какая-то одинокая, не выгоревшая в промышленном городе, птица. Состояние дзен сменилось тоской, такой же серой, как это небо и как одеяло в советского типа гостинице, в которой я прожил еще три дня, так и не включая вырубленный на родном (родном?) вокзале мобильный. На четвертый день, когда тоска тошнотой подступила к горлу, я опять поехал на вокзал в троллейбусе, изобилующем щелями у оконных проемов, и взял купейный до Д. Может, что-то изменится?
Стрелки, как белки, навстречу летят
с ветки на ветку.
Люди и звери подходят к путям -
брось им монетку.
Полка, футболка, вагон-ресторан,
карты, потеха.
Вышел на станции, хлопнул стакан,
сел и поехал.
Д. встретил меня шумом, если не сказать хипишем, толкотней у входа в вокзал, мерзким, оседающим на носоглотке запахом пропотевших людей. Разве я ехал сюда ради этого? Что мне здесь? Может, позвонить домой (домой?) и извиниться - нехорошо все-таки вышло. Ждут ведь.
Тьфу. Не хочу. Тошно. Девушка, дайте билет до самого западного. Нет, не до Берлина, загранпаспорт не взял. Сколько? 20 часов? Да, ну и пусть с ним.
Какая же, брат, все-таки мерзкая водка в этом гаштетнике на Привокзальной. Мерзко, душно, лето.
Так пересек ты свой Божий мирок,
вжился, пригрелся.
Так и доехал до райских ворот.
Кончились рельсы.
Вышел, размялся, спросил сигарет -
просто для смеха.
Взял на перроне обратный билет.
Сел и поехал.
Двадцать часов в поезде это ничего, если ехать в никуда. Если едешь к кому-то, кто очень ждет тебя, волнуется, дни считает - тогда это невыразимая тяжесть и сам бы толкал эту гудящую машину, лишь бы шла быстрее. А если ехать некуда, так чего спешить? В пластиковых стаканчиках плещется мутно-коричневая жидкость, на газете разрезан сочный ароматный южный помидор. Живем, что ли?
В Н. я пробыл недолго. Неделя это ведь недолго? Смотреть там было особо нечего, слоняться по городу как-то не тянуло, и большую часть из семи дней (елки, семь дней, достаточно, чтобы сделать Творение), я просидел на берегу реки. Просто сидел и смотрел. Разглядывал пустоту внутри себя. А в ушах шумел поезд. Из пункта А. в пункт Б.
И тогда я решился. Поехал еще раз на вокзал и взял билет в начальную точку. Пять раз хотел сдать. Три раза хотел порвать и один - поджечь в пепельнице сигаретой. Потом собрал волю в кулак и поехал. Чтобы с болью от звенящей пустоты опять смотреть в лица, которые надо бы считать родными.
Приехал. Привычно оглянулся направо, на башню с часами, включил сотовый. 7.08 утра. 15.07. Добро пожаловать домой
Не важно, сколько дней мы в пути. Важно. сколько дней мы на самом деле живем
читать дальшеРабочий день, обычный, четверговый 14 числа июля закончился полтора часа назад. Сигареты закончились полторы минуты назад. Я закрыл дверь квартиры номер 17 по Карельскому переулку, 4, и поехал на вокзал.
Зачем я это сделал - не знаю. Просто сел на маршрутку, воткнув в уши привычные ракушки мобильной гарнитуры и поехал. Взял билет до пункта Х, поезд на который отправлялся в 23 часа ровно и пошел сидеть в зал с круглосуточными кассами. Спину жало пластиковое кресельце, а мне было все равно. Завтра мея ждали на работе, потом на объекте, а я ехал в Х., где у меня не было ни одной знакомой души и куда я никогда не собирался, чтобы посмотреть местные бастионы и что-то еще, чем славится этот город.
Еще через два часа за окном мелькал реденький лес, темно-серым пятном выделяющийся в густой ночи. Спать не хотелось. Хотелось проехать вот так всю жизнь - по рельсам, под мерное гудение колес поезда. Из пункта А в пункт Б. Может, на проводника пойти учиться или что там надо? Да нет, стар уже.
Если ни дома, ни денег не жаль -
что ж тут поделать.
Если решил уезжать - уезжай,
незачем медлить.
Кто здесь любил тебя, кто тебя знал -
все не помеха.
Вышел из дома, пришел на вокзал,
сел и поехал.
Х. встретил серым ливнем и непривычной для лета непогодой. На площади блестел под каплями стеклянный купол и щебетала какая-то одинокая, не выгоревшая в промышленном городе, птица. Состояние дзен сменилось тоской, такой же серой, как это небо и как одеяло в советского типа гостинице, в которой я прожил еще три дня, так и не включая вырубленный на родном (родном?) вокзале мобильный. На четвертый день, когда тоска тошнотой подступила к горлу, я опять поехал на вокзал в троллейбусе, изобилующем щелями у оконных проемов, и взял купейный до Д. Может, что-то изменится?
Стрелки, как белки, навстречу летят
с ветки на ветку.
Люди и звери подходят к путям -
брось им монетку.
Полка, футболка, вагон-ресторан,
карты, потеха.
Вышел на станции, хлопнул стакан,
сел и поехал.
Д. встретил меня шумом, если не сказать хипишем, толкотней у входа в вокзал, мерзким, оседающим на носоглотке запахом пропотевших людей. Разве я ехал сюда ради этого? Что мне здесь? Может, позвонить домой (домой?) и извиниться - нехорошо все-таки вышло. Ждут ведь.
Тьфу. Не хочу. Тошно. Девушка, дайте билет до самого западного. Нет, не до Берлина, загранпаспорт не взял. Сколько? 20 часов? Да, ну и пусть с ним.
Какая же, брат, все-таки мерзкая водка в этом гаштетнике на Привокзальной. Мерзко, душно, лето.
Так пересек ты свой Божий мирок,
вжился, пригрелся.
Так и доехал до райских ворот.
Кончились рельсы.
Вышел, размялся, спросил сигарет -
просто для смеха.
Взял на перроне обратный билет.
Сел и поехал.
Двадцать часов в поезде это ничего, если ехать в никуда. Если едешь к кому-то, кто очень ждет тебя, волнуется, дни считает - тогда это невыразимая тяжесть и сам бы толкал эту гудящую машину, лишь бы шла быстрее. А если ехать некуда, так чего спешить? В пластиковых стаканчиках плещется мутно-коричневая жидкость, на газете разрезан сочный ароматный южный помидор. Живем, что ли?
В Н. я пробыл недолго. Неделя это ведь недолго? Смотреть там было особо нечего, слоняться по городу как-то не тянуло, и большую часть из семи дней (елки, семь дней, достаточно, чтобы сделать Творение), я просидел на берегу реки. Просто сидел и смотрел. Разглядывал пустоту внутри себя. А в ушах шумел поезд. Из пункта А. в пункт Б.
И тогда я решился. Поехал еще раз на вокзал и взял билет в начальную точку. Пять раз хотел сдать. Три раза хотел порвать и один - поджечь в пепельнице сигаретой. Потом собрал волю в кулак и поехал. Чтобы с болью от звенящей пустоты опять смотреть в лица, которые надо бы считать родными.
Приехал. Привычно оглянулся направо, на башню с часами, включил сотовый. 7.08 утра. 15.07. Добро пожаловать домой
Не важно, сколько дней мы в пути. Важно. сколько дней мы на самом деле живем