Bel Esprit
Летнее солнце теплой ладонью гладит поле пшеницы. Золотом наливаются колосья. Ветер трогает дыханием бескрайнее золотистое море, и таким теплым, манящим кажется оно, что я схожу с прожаренного асфальта и опускаюсь на колени, чтобы вдохнуть этот запах и уколоть пальцы о сухие соломинки.
Зной звенит, заставляя зажмуриться. С закрытыми глазами кажется, что над ухом жужжит пара пчел, выписывающих в воздухе замысловатые фигуры. В колени врезаются обломанные стебли пшеницы, а я, в порыве какого-то обожания к земле, глажу колоски, и между пальцами переливается тонкая струйка золота. Кажется, что вот так, сидя на коленках в поле, я могу провести весь день до вечера; а уж потом придется брести в город, потому что среди торчащих палочек и шустрящей живности сильно не поспишь. Но это когда еще, а сейчас мы дышим с полем полной грудью и ласкаем друг друга. Где-то неподалеку стрекочет кузнечик. Жарко.
В этом блаженном медитативном состоянии я бы долго еще сидела, ограничиваемая только дискомфортом в коленках, если бы на шоссе, аккурат справа от меня, не остановилась машина. Темно-коричневый седан, поблескивающий перегретыми на солнце боками. Дверь открылась, но, кто бы ни вышел оттуда, стоит отбежать подальше, ведь где-то там должна быть посадка деревьев, границей стоящих между пшеничными полями. И вот уже я бегу, царапая ноги торчащей то тут, то там стерней, надеясь, что успею, что не заметят, что пассажиры просто остановились сфотографироваться на фоне золотого моря.
И все же бегу я недостаточно быстро. Черт послал мне этого бегуна, который почти дышит в затылок, а храбрости недостаточно, чтобы спросить - нужна ему первая помощь для перегретой девицы в салоне, вода или подтолкнуть машину. Да на кой ему вообще сдалась моя помощь. Мысли стремительным потоком несутся туда, к худшему.
Но локоть уже перехвачен, и надо как-то вырываться, а не думать глупости. И я стараюсь, конечно, но что там моего отпора, что там сил в миниатюрной фигуре. Все, проиграла. Но нет, захват по безумной задумке богов, по какому-то сумасшествию распаренного летнего дня, превращается не в бой, а в танец. И мы танцуем, затаптывая желтые волны, которые мстят мне болезненными сухими уколами в стопы. Танцуем, как пара сумасшедших, потому что только сумасшедшим или влюбленным придет в голову провернуть такое.
Финальным аккордом меня картинно роняют на руку, так чтобы, колосом, выгнулась в талии. И я вижу, падая в это золотое море, не "глаза неземной красоты", а небо - пронзительно-синее с парой белых облаков где-то на горизонте. И понимаю, что сердце сейчас разорвется от нахлынувшей эмоции - огненной смеси страсти, влюбленности и восторга. От того, что это моя земля, от того, что мы дышим вместе, а еще от того, что именно танец и именно сейчас выражает мои чувства как нельзя лучше.
Но, конечно, как в кино, он, склонясь, что-то шепчет мне на ухо, и, возможно, позволяет себе нечто большее. Не помню уже. Вырываюсь, бегу и радуюсь, что уже ничье дыхание не несется вослед. Что же это? Просто жаркий полдень.
Зной звенит, заставляя зажмуриться. С закрытыми глазами кажется, что над ухом жужжит пара пчел, выписывающих в воздухе замысловатые фигуры. В колени врезаются обломанные стебли пшеницы, а я, в порыве какого-то обожания к земле, глажу колоски, и между пальцами переливается тонкая струйка золота. Кажется, что вот так, сидя на коленках в поле, я могу провести весь день до вечера; а уж потом придется брести в город, потому что среди торчащих палочек и шустрящей живности сильно не поспишь. Но это когда еще, а сейчас мы дышим с полем полной грудью и ласкаем друг друга. Где-то неподалеку стрекочет кузнечик. Жарко.
В этом блаженном медитативном состоянии я бы долго еще сидела, ограничиваемая только дискомфортом в коленках, если бы на шоссе, аккурат справа от меня, не остановилась машина. Темно-коричневый седан, поблескивающий перегретыми на солнце боками. Дверь открылась, но, кто бы ни вышел оттуда, стоит отбежать подальше, ведь где-то там должна быть посадка деревьев, границей стоящих между пшеничными полями. И вот уже я бегу, царапая ноги торчащей то тут, то там стерней, надеясь, что успею, что не заметят, что пассажиры просто остановились сфотографироваться на фоне золотого моря.
И все же бегу я недостаточно быстро. Черт послал мне этого бегуна, который почти дышит в затылок, а храбрости недостаточно, чтобы спросить - нужна ему первая помощь для перегретой девицы в салоне, вода или подтолкнуть машину. Да на кой ему вообще сдалась моя помощь. Мысли стремительным потоком несутся туда, к худшему.
Но локоть уже перехвачен, и надо как-то вырываться, а не думать глупости. И я стараюсь, конечно, но что там моего отпора, что там сил в миниатюрной фигуре. Все, проиграла. Но нет, захват по безумной задумке богов, по какому-то сумасшествию распаренного летнего дня, превращается не в бой, а в танец. И мы танцуем, затаптывая желтые волны, которые мстят мне болезненными сухими уколами в стопы. Танцуем, как пара сумасшедших, потому что только сумасшедшим или влюбленным придет в голову провернуть такое.
Финальным аккордом меня картинно роняют на руку, так чтобы, колосом, выгнулась в талии. И я вижу, падая в это золотое море, не "глаза неземной красоты", а небо - пронзительно-синее с парой белых облаков где-то на горизонте. И понимаю, что сердце сейчас разорвется от нахлынувшей эмоции - огненной смеси страсти, влюбленности и восторга. От того, что это моя земля, от того, что мы дышим вместе, а еще от того, что именно танец и именно сейчас выражает мои чувства как нельзя лучше.
Но, конечно, как в кино, он, склонясь, что-то шепчет мне на ухо, и, возможно, позволяет себе нечто большее. Не помню уже. Вырываюсь, бегу и радуюсь, что уже ничье дыхание не несется вослед. Что же это? Просто жаркий полдень.