Bel Esprit
Ин
Вдохновилась Джармушем
Посвящается попутчикам в 527 маршрутке
Вы замечали, что все, к чему мы привязываемся, заканчивается на «-ин»? Кофеин, теин, героин, никотин, инсулин…Кто-то может возопить, что я не права, и к этому списку нужно добавить, как минимум, секс. Ничего подобного, к сексу мы не привязываемся.
Несколько необычноВсю жизнь мы стараемся доказать, что можем им управлять, природа в отместку доказывает нам обратное – в итоге никто так и не выигрывает. Хотя и не проигрывает, что самое примечательное.
Сегодня на студию я одеваю желтое платье. У него интересная раскраска: не-то темно-серые, не-то коричневые чашки в разных позах, с выливающимся из них кофе. В руках у меня книжка со сказками Востока. В маршрутке читать вредно, но смотреть по сторонам хочется еще меньше. И я погружаю голову в яркие краски Азии, ее сказочную жестокость и дикость нравов, загадочные и непонятные имена. Непонятные…Одно поколение, как не жительница Востока и уже непонятные.
«На Полете выходят?» - «На Полете остановите!», - отзываются недра маршрутки. А лучше звучало бы в полете... В полете остановите! – тем более что так оно и есть. Отрываю глаза от фантастических приключений дочери шаха Хакопад и выглядываю в окно. Сквозь толщу стекла на меня смотрят огромные очень светлые зеленые глаза. Похоже, они себя неуютно чувствуют на этом лице. А еще я не люблю, когда на меня смотрят в упор.
Комплект из пиджака и брюк в полоску, галстука и рыжего саквояжа заходит в маршрутку и садится чуть поотдаль. Так я могу косить, не привлекая к себе внимания. На руке кольцо, закругленное, как и мое, только в два раза толще и из золота. Необычные глаза продолжают за мной подглядывать. С таким лицом стыдно быть ловеласом.
Юноша весьма голубого вида через пару сидений от меня проникся уважением к барышне, с фигурой беременной на пятом месяце. Вероятно, решил уйти от возможного конфликта. Теперь она пытается высмотреть, что он читает. Хороша благодарность, ничего не скажешь. Или кто-то любит, когда читают через его плечо?
При выходе на Майдане мне с галантностью медведя подают руку. И делают вид, что ничего не произошло. А что может произойти с дамой в желтом легкомысленном платье в кофейные чашки, которая выглядит умнее, чем она есть? От такого несовпадения у желающих заговорить лопается две-три извилины, и оставшимися они решают не рисковать.
Снова возникая на горизонте (а ведь я уже почти дошла) – «А можно вас пригласить на кофе?» Меня? Да я сама воплощенный кофе – на мне его не менее десяти литров. Но мне жалко эти несуразно прилепленные глаза и тоном благословляющего Папы Римского: «Если вы подождете 15 минут. Мне надо на студию. Сейчас или никогда»
А действительно, что я теряю из сегодняшнего утра выходного дня под косыми лучами сентябрьского солнца? Что я теряю – какой популярный вопрос. Неужели, я обязательно должна что-то терять. По закону сохранения энергии вообще ничего не теряется. Я села писать «Русскую дуру» про барышню, которая все потеряла, а в итоге она, тайком от меня, приобрела еще больше. Какие же они непослушные герои книжек – людей запрограммировать проще. Я даже думала открыть фирму, занимающуюся проектированием будущего.
Итак, я ничего не теряю, и если что виноват Эйнштейн. А мужу расскажу сегодня занимательную историю.
Студия это неинтересно. Пошло с потугами на винтаж. Они ценят только то, что стучит кулаком по столу с криком «меня надо ценить». Кому – надо – остается тайной за семью печатями. Лесных фиалок и запаха первого летнего меда здесь не существует – ароматизаторы, подсветка, софиты, сценарии. Слово труппа – недалекий родственник слова труп. Каждый индивидуум представляет собой театр, но к счастью современных театралов даже не задумывается об этом. Здесь меня не любят – уж слишком демонстративно мне предъявляют свою любовь. Но я пишу, а то, что я пишу, неплохо продается. Приходится терпеть мою бескомпромиссность и сатиру.
«Вы – режиссер?» (надеешься, что познакомился со знаменитостью, раскатывающей в маршрутках?) – «Нет, я помогаю обманывать людей. Мне жаль, когда это делают топорно».
- Ну, так куда пойдем? (интересно, кто еще тут кого пригласил?)
- Ближе всего здесь «Сундук», тем более что времени у нас немного (понимаешь, не-мно-го, больше пятнадцати минут я не вынесу этих томных взглядов и обязательно отпущу какое-то язвительное замечание по поводу супружеской верности).
- Тогда пошли в «Сундук»
«Нормальные люди не ходят в «Сундук» пить кофе. Они там пьют пиво. А мы с вами нормальные люди?». Меняется лицо – обычное лицо клерка, офисного работника, которому ниоткуда не дует и кондиционер работает в нормальном режиме; а глаза цвета зеленовато-голубого хрусталя остаются прежними, нездешними, они напоминают глаза моей первой любви.
- А вы пьете пиво в 11 утра? Что скажет ваш муж? (ага, а муж не заинтересуется, кто тут такой смелый бродить с его женой на кофе?)
- Скорее всего, в отличие от вашей жены, он мне позавидует. Ведь она не пьет пива, не так ли? Вино и мартини – редко, чаще с подругами на девичнике, по праздникам – немного брюта?
- Откуда вы знаете?
- Я знаю все, даже когда случится конец света.
Девочка приносит бокал темного «Крушовице» и светлого «Туборга». На очереди еще две порции охотничьих колбасок. Людей в пабе в это время немного, приезжих нет вовсе.
Мой собеседник молчит. Похоже он медитирует на надпись на моем бокале.
- А вы замечали когда-либо, что все, к чему мы привязываемся, заканчивается на «-ин»? Вы вообще склонны смотреть по сторонам?
- Нет, а зачем? Кстати, как вас зовут?
- Инна.
- А меня Константин.
Вскидываю бровь – неизменный ин. Элементы гармонии по-китайски: ин и янь. То, к чему мы привязываемся и то, от чего убегаем.
- А вы хорошо танцуете? Смогли бы станцевать со мной танго?
- Увы, у меня медвежья грация (что ж, я уже это заметила).
- Грацией называют еще и женское нижнее белье. Вы представляете себе мужчину в нижнем женском белье из медвежьего меха?
- У вас странная логика. Может, перейдем на ты?
Не хочу. Не люблю фамильярности ты. Ты для меня самое теплое – для очень близких и родственников. Есть люди, на которых смотришь и понимаешь – они – ты. Такие встречаются редко – в основном все – вы.
Заканчивается первый бокал пива. Мы повторяем комплект, только на сей раз, фигурируют креветки.
- Вы знаете, что здесь самые правильные креветки во всем Киеве?
- Значит все-таки вы?
- Кота почему-то все называют ты, а ведь он ни с кем не пил брудершафта…
- Мастер и Маргарита?
- Кот Бегемот.
- Приятно поговорить с умным человеком…
- Только если он глупее тебя.
- Слушайте, Инна, ваша манера парировать напоминает мне Гамлета.
- Главное, чтобы не Йорика. Это своеобразное проявление глубокого оптимизма.
Нам очередной раз меняют пепельницу. Когда разговариваю с такими собеседниками – много курю. И он курит. Редко. Dunhill. Сбежать под предлогом закончившихся сигарет не удастся – здесь они продаются, да и у меня еще полпачки. И хочу ли я сбежать? Для него я действительно нечто наподобие обезумевшего Гамлета. В любом случае это интереснее, чем слушать сплетни о бомонде на студии.
Третье пиво. Начало четвертого. Темное «Крушовице» практически не пьянит. Я рассказываю о дальних странах, о субъективном видении Миллера, о свободных супружеских отношениях. Он меня не понимает. Но слушает, как откровения свыше на чужом, непонятном языке. И тут внезапно:
- Не согласилась бы ты быть моим ином?
- Чем-чем? (забыв о вопиющем панибратстве)
- Ну помнишь ты говорила о том, к чему мы привязываемся…Что все это ин.
- Ну уж нет. Сколько ни проси я не буду тебе серпантином, анальгином и индульгенцией.
- Потому что я чужой человек?
- Потому что я не буду.
Пятое пиво. Шестое. Разговор заканчивается. Сворачивается сам по себе.
- Пожалуй, мне пора. С вашего позволения позвоню в такси.
- Подари мне что-нибудь на память – срывающимся голосом утопающего.
- Свое сердце на ленточке или локон волос?
- Не иронизируй. Мы же не встретимся.
- Не встретимся, конечно. Но обязательно друг о друге услышим. Земля, знаешь ли, слухами полнится.
Набираю номер такси. Привычный диалог с диспетчером, благо у нее сегодня хорошее настроение. Через пять минут мне надо выходить. Ждем счет, молчим. Минута за минутой. Очередная сигарета, последняя до вечера.
Ухожу. Завтра починят машину, но даже если я снова встречу на остановке эти ненормальные зеленые глаза, я не остановлюсь. Таков принцип без исключения – я подвожу только барышень.
Покопавшись в сумке, извлекаю оттуда примятый листок бумаги в клетку. Пусть его получит все же что-то на память. Это обычный листок школьной тетради, мелко исписанный моими иероглифами. Что поделать, гении обычно неаккуратны.
На листке написан этот рассказ.
Вдохновилась Джармушем
Посвящается попутчикам в 527 маршрутке
Вы замечали, что все, к чему мы привязываемся, заканчивается на «-ин»? Кофеин, теин, героин, никотин, инсулин…Кто-то может возопить, что я не права, и к этому списку нужно добавить, как минимум, секс. Ничего подобного, к сексу мы не привязываемся.
Несколько необычноВсю жизнь мы стараемся доказать, что можем им управлять, природа в отместку доказывает нам обратное – в итоге никто так и не выигрывает. Хотя и не проигрывает, что самое примечательное.
Сегодня на студию я одеваю желтое платье. У него интересная раскраска: не-то темно-серые, не-то коричневые чашки в разных позах, с выливающимся из них кофе. В руках у меня книжка со сказками Востока. В маршрутке читать вредно, но смотреть по сторонам хочется еще меньше. И я погружаю голову в яркие краски Азии, ее сказочную жестокость и дикость нравов, загадочные и непонятные имена. Непонятные…Одно поколение, как не жительница Востока и уже непонятные.
«На Полете выходят?» - «На Полете остановите!», - отзываются недра маршрутки. А лучше звучало бы в полете... В полете остановите! – тем более что так оно и есть. Отрываю глаза от фантастических приключений дочери шаха Хакопад и выглядываю в окно. Сквозь толщу стекла на меня смотрят огромные очень светлые зеленые глаза. Похоже, они себя неуютно чувствуют на этом лице. А еще я не люблю, когда на меня смотрят в упор.
Комплект из пиджака и брюк в полоску, галстука и рыжего саквояжа заходит в маршрутку и садится чуть поотдаль. Так я могу косить, не привлекая к себе внимания. На руке кольцо, закругленное, как и мое, только в два раза толще и из золота. Необычные глаза продолжают за мной подглядывать. С таким лицом стыдно быть ловеласом.
Юноша весьма голубого вида через пару сидений от меня проникся уважением к барышне, с фигурой беременной на пятом месяце. Вероятно, решил уйти от возможного конфликта. Теперь она пытается высмотреть, что он читает. Хороша благодарность, ничего не скажешь. Или кто-то любит, когда читают через его плечо?
При выходе на Майдане мне с галантностью медведя подают руку. И делают вид, что ничего не произошло. А что может произойти с дамой в желтом легкомысленном платье в кофейные чашки, которая выглядит умнее, чем она есть? От такого несовпадения у желающих заговорить лопается две-три извилины, и оставшимися они решают не рисковать.
Снова возникая на горизонте (а ведь я уже почти дошла) – «А можно вас пригласить на кофе?» Меня? Да я сама воплощенный кофе – на мне его не менее десяти литров. Но мне жалко эти несуразно прилепленные глаза и тоном благословляющего Папы Римского: «Если вы подождете 15 минут. Мне надо на студию. Сейчас или никогда»
А действительно, что я теряю из сегодняшнего утра выходного дня под косыми лучами сентябрьского солнца? Что я теряю – какой популярный вопрос. Неужели, я обязательно должна что-то терять. По закону сохранения энергии вообще ничего не теряется. Я села писать «Русскую дуру» про барышню, которая все потеряла, а в итоге она, тайком от меня, приобрела еще больше. Какие же они непослушные герои книжек – людей запрограммировать проще. Я даже думала открыть фирму, занимающуюся проектированием будущего.
Итак, я ничего не теряю, и если что виноват Эйнштейн. А мужу расскажу сегодня занимательную историю.
Студия это неинтересно. Пошло с потугами на винтаж. Они ценят только то, что стучит кулаком по столу с криком «меня надо ценить». Кому – надо – остается тайной за семью печатями. Лесных фиалок и запаха первого летнего меда здесь не существует – ароматизаторы, подсветка, софиты, сценарии. Слово труппа – недалекий родственник слова труп. Каждый индивидуум представляет собой театр, но к счастью современных театралов даже не задумывается об этом. Здесь меня не любят – уж слишком демонстративно мне предъявляют свою любовь. Но я пишу, а то, что я пишу, неплохо продается. Приходится терпеть мою бескомпромиссность и сатиру.
«Вы – режиссер?» (надеешься, что познакомился со знаменитостью, раскатывающей в маршрутках?) – «Нет, я помогаю обманывать людей. Мне жаль, когда это делают топорно».
- Ну, так куда пойдем? (интересно, кто еще тут кого пригласил?)
- Ближе всего здесь «Сундук», тем более что времени у нас немного (понимаешь, не-мно-го, больше пятнадцати минут я не вынесу этих томных взглядов и обязательно отпущу какое-то язвительное замечание по поводу супружеской верности).
- Тогда пошли в «Сундук»
«Нормальные люди не ходят в «Сундук» пить кофе. Они там пьют пиво. А мы с вами нормальные люди?». Меняется лицо – обычное лицо клерка, офисного работника, которому ниоткуда не дует и кондиционер работает в нормальном режиме; а глаза цвета зеленовато-голубого хрусталя остаются прежними, нездешними, они напоминают глаза моей первой любви.
- А вы пьете пиво в 11 утра? Что скажет ваш муж? (ага, а муж не заинтересуется, кто тут такой смелый бродить с его женой на кофе?)
- Скорее всего, в отличие от вашей жены, он мне позавидует. Ведь она не пьет пива, не так ли? Вино и мартини – редко, чаще с подругами на девичнике, по праздникам – немного брюта?
- Откуда вы знаете?
- Я знаю все, даже когда случится конец света.
Девочка приносит бокал темного «Крушовице» и светлого «Туборга». На очереди еще две порции охотничьих колбасок. Людей в пабе в это время немного, приезжих нет вовсе.
Мой собеседник молчит. Похоже он медитирует на надпись на моем бокале.
- А вы замечали когда-либо, что все, к чему мы привязываемся, заканчивается на «-ин»? Вы вообще склонны смотреть по сторонам?
- Нет, а зачем? Кстати, как вас зовут?
- Инна.
- А меня Константин.
Вскидываю бровь – неизменный ин. Элементы гармонии по-китайски: ин и янь. То, к чему мы привязываемся и то, от чего убегаем.
- А вы хорошо танцуете? Смогли бы станцевать со мной танго?
- Увы, у меня медвежья грация (что ж, я уже это заметила).
- Грацией называют еще и женское нижнее белье. Вы представляете себе мужчину в нижнем женском белье из медвежьего меха?
- У вас странная логика. Может, перейдем на ты?
Не хочу. Не люблю фамильярности ты. Ты для меня самое теплое – для очень близких и родственников. Есть люди, на которых смотришь и понимаешь – они – ты. Такие встречаются редко – в основном все – вы.
Заканчивается первый бокал пива. Мы повторяем комплект, только на сей раз, фигурируют креветки.
- Вы знаете, что здесь самые правильные креветки во всем Киеве?
- Значит все-таки вы?
- Кота почему-то все называют ты, а ведь он ни с кем не пил брудершафта…
- Мастер и Маргарита?
- Кот Бегемот.
- Приятно поговорить с умным человеком…
- Только если он глупее тебя.
- Слушайте, Инна, ваша манера парировать напоминает мне Гамлета.
- Главное, чтобы не Йорика. Это своеобразное проявление глубокого оптимизма.
Нам очередной раз меняют пепельницу. Когда разговариваю с такими собеседниками – много курю. И он курит. Редко. Dunhill. Сбежать под предлогом закончившихся сигарет не удастся – здесь они продаются, да и у меня еще полпачки. И хочу ли я сбежать? Для него я действительно нечто наподобие обезумевшего Гамлета. В любом случае это интереснее, чем слушать сплетни о бомонде на студии.
Третье пиво. Начало четвертого. Темное «Крушовице» практически не пьянит. Я рассказываю о дальних странах, о субъективном видении Миллера, о свободных супружеских отношениях. Он меня не понимает. Но слушает, как откровения свыше на чужом, непонятном языке. И тут внезапно:
- Не согласилась бы ты быть моим ином?
- Чем-чем? (забыв о вопиющем панибратстве)
- Ну помнишь ты говорила о том, к чему мы привязываемся…Что все это ин.
- Ну уж нет. Сколько ни проси я не буду тебе серпантином, анальгином и индульгенцией.
- Потому что я чужой человек?
- Потому что я не буду.
Пятое пиво. Шестое. Разговор заканчивается. Сворачивается сам по себе.
- Пожалуй, мне пора. С вашего позволения позвоню в такси.
- Подари мне что-нибудь на память – срывающимся голосом утопающего.
- Свое сердце на ленточке или локон волос?
- Не иронизируй. Мы же не встретимся.
- Не встретимся, конечно. Но обязательно друг о друге услышим. Земля, знаешь ли, слухами полнится.
Набираю номер такси. Привычный диалог с диспетчером, благо у нее сегодня хорошее настроение. Через пять минут мне надо выходить. Ждем счет, молчим. Минута за минутой. Очередная сигарета, последняя до вечера.
Ухожу. Завтра починят машину, но даже если я снова встречу на остановке эти ненормальные зеленые глаза, я не остановлюсь. Таков принцип без исключения – я подвожу только барышень.
Покопавшись в сумке, извлекаю оттуда примятый листок бумаги в клетку. Пусть его получит все же что-то на память. Это обычный листок школьной тетради, мелко исписанный моими иероглифами. Что поделать, гении обычно неаккуратны.
На листке написан этот рассказ.
@музыка: Пятница - Песня ушедшим слишком рано